Автор: Дом Ланкастеров
Бета: будет названа позже
Гамма: Дом Ланкастеров
Тип: джен
Рейтинг: R
Персонажи: Альфард Блэк, Сигнус Блэк, Беллатрикс Блэк
Жанр: драма
Размер: мини
Дисклеймер: канон принадлежит Джоан Роулинг
Саммари: 1972 г., Альфард Блэк после десятилетних странствий по миру возвращается в Англию. И обнаруживает себя посреди разгорающейся гражданской войны. Его сестра пишет романы расистского толка. Одна его племянница беременна от грязнокровки, а другая практикуется в пытках. Его старые приятели и партнеры готовят государственный переворот — исключительно из жадности. В Визенгамоте обсуждают законопроект об освобождении домашних эльфов. А бывший однокашник Альфарда возомнил себя вождем чистокровных магов.
Тема задания: предубеждения и вопрос чистоты крови или нечеловеческого происхождения кого-то из соратников с точки зрения чистокровного волшебника.
Предупреждение: фашизм и сарказм
Примечание 1: фик написан на командный конкурс «Война Роз»
Примечание 2: за этот фик нужно голосовать по критериям "Раскрытие темы/общее впечатление"
читать дальше
Мне надоело числиться среди парий:
я хотел бы принадлежать к народу господ.
Карл Петерс
я хотел бы принадлежать к народу господ.
Карл Петерс
Сентябрьским утром 1972 года, в ту пору, когда почтенные волшебники лениво просыпаются и только подумывают о завтраке, ведь суматоха с отправкой детей в Хогвартс уже закончилась, приема посетителей в Министерстве в такую рань еще нет, а Косой переулок никуда не денется, и через час все магазинчики будут на том же месте... Так куда же приличному волшебнику торопиться? Это только маглы за стеной уже носятся по лондонским улицам, как муравьи. Вот именно в этот час из магловского Лондона в «Дырявый котел» шагнул человек.
Человек был высок, очень коротко, даже по магловским меркам, стрижен, так что и цвета волос не разберешь толком, не блондин и только. Темно-серый костюм вошедшего напоминал те, в которых редкие маглы заявлялись в «Дырявый котел» лет за пять до этого сентябрьского утра. На посетителе был яркий магловский галстук, в левой руке он нес магловский же чемодан, а правой прижимал к себе смятый плащ и ворох газет.
Бармен Том, скучавший в компании неразговорчивого зеркала и собственной ясно и печально обозначившейся лысины, окинул потенциального клиента опытным взглядом, пришел к выводу, что ранняя пташка в баре не задержится, мотнул головой в сторону заднего двора и буркнул:
— Утро, проход там, во дворе, — и на всякий случай уточнил, — кирпичная стена.
«Ранняя пташка» прошел к дальнему столику, осмотрелся, изучая сквозь непрозрачные серые стекла очков зал, стойку, бармена, «магловский» вход в бар и выход на задний двор. Потом со стуком поставил тяжелый чемодан, бросил газеты на стол, расправил и повесил на спинку стула плащ, оказавшийся на поверку несколько укороченной мантией. И снял очки.
Бармен пару секунд размышлял, не стоит ли сменить освещение в зале, но профессиональная память победила: странная прическа, магловская одежда, короткие, явно тронутые сединой усы, какой-то неправильный бронзово-серый загар и незагорелые пятна кожи вокруг глаз наконец совместились в голове Тома с узнаваемыми, фамильными чертами лица посетителя. Бармен расцвел заученной радушной улыбкой и вышел из-за стойки:
— Доброе утро, сэр. Рад вас видеть. Это ж сколько лет прошло! Надолго в наши края?
— Доброе утро, Том, как поживаете? Я вижу, палочку свою вы за стойкой спокойно оставили?
Бармен напрягся, и радушие его начало таять, как снег на весеннем солнышке. Оставляя потеки и грязные лужи.
— А разве мне стоит опасаться такого волшебника, как вы, сэр Альфард?
Наверное, стоило. Потому что старый знакомый стоял перед Томом, надежно расставив ноги, слегка пружиня в коленях, руки его как-то особенно расслабленно висели вдоль тела, а голову он немного наклонил вперед и сейчас смотрел на бармена так, что пушечные жерла на пиратских парусниках обзавидовались бы.
— Вы мне расскажите, Том, — со значением произнес посетитель, — расскажите мне, что это такое?
Почти не меняя положения тела, он протянул руку, ловко вытащил из вороха газет на столе одну и потряс ею перед лицом Тома. Бармен уставился на заголовки:
«Кому судьба уготовила родиться среди маглов, того никакое решение Визенгамота не превратит в настоящего волшебника!»
«Накануне в госпиталь доставлена была маглорожденная ведьма, пострадавшая от неправильного применения заклятия Обливиэйт. Колдомедики отказываются от комментариев, однако наш источник предположил, что девица пострадала по собственной глупости: результаты обучения маглорожденных в Хогвартсе совершенно неудовлетворительны».
— Это, сэр Альфард, позавчерашний «Ежедневный пророк» и речь старшего Лестрейнджа в Визенгамоте. Ловко научилась писать эта крошка Рита Скитер, да? Самую суть ухватила и на первую полосу. А ведь молоденькая! Только пару лет после школы, вроде как ваши старшие племянницы.
— Стоп, — прервал его Альфард раздраженно и продолжил совершенно безапелляционным тоном: — Я так понимаю, если при виде меня ты не схватился за палочку, мои еще не слишком увязли. Во всяком случае, от теории к практике открыто не перешли. А за Лестрейнджей я страшно рад, конечно. Хотя… Вот что, скажи мне: кто такой Бедивер Бигборн?
— Ой, так он не только в наших краях известен? Здорово как! Это писатель, потрясающие романы пишет, про сыщика Найджелуса Певерелла. У меня там за стойкой есть последний, только что вышел. Отличная история, слушайте, там маглорожденный женился на девушке, ну знаете, сквибе, поселился в глуши и насылал с помощью темной магии на ее родственников Грима и призраков Дикой охоты, пока все не померли. Ради наследства, конечно. Аврорат бездействует… Слушайте, а ведь ваша племянница за Лестрейнджа вышла, сэр, вы разве не знали?
— Долбаная стерва! Салазар-отравитель, я хотел сказать. Да ей пикси совсем мозги съели! Том, будьте любезны, дайте мне свежие номера «Пророка» и отправьте сову к моему брату, сообщите, что я здесь.
Спустя два часа «Дырявый котел» наполнился разношерстной публикой, а утренний посетитель все так же сидел за дальним столиком, пил кофе, читал попеременно магловские и магические газеты и на любые недовольные, придирчивые или вежливые реплики, и даже взгляды, так высокомерно осматривал наглеца с ног до головы, что ни желающих подсесть, ни желающих добиться от него другого ответа не оставалось. По залу гулял пущенный болтливым барменом шепоток: «Альфард Блэк вернулся, из тех самых, по приглашению Гринготтса». Посетители пялились на неподвижные колдографии и магловские заголовки, на все лады склонявшие слово «Мюнхен». Но некоторым клиентам «Дырявого котла» удавалось привлечь к себе внимание «странного Блэка», тогда он откладывал газету, откидывался на спинку стула и какое-то время со скучающим видом слушал чужие разговоры. Кое-кому это даже льстило.
— Это же кошмар был перед первым сентября, — все громче возмущалась полная ведьма в кричащей мантии и кокетливой шляпе, заметившая, что «странный Блэк» посматривает в ее сторону. Несколько раз она прочувствованно дотрагивалась через стол до руки своей собеседницы, демонстрируя ухоженные ногти и пару старинных колец. И косилась на Блэка — заметил ли?
— Они же везде! На всех главных улицах. Заполонили все. Шагу нельзя ступить, чтобы на кого-то из них не наткнуться. Словно нормальных волшебников вовсе не осталось. Зайдешь учебники ребенку купить, а тут они! Бродят вдоль полок, как будто в состоянии что-то прочесть и понять. В кондитерскую зайдешь — они, негде сесть, чтобы держаться подальше. Лучшие места пропали. Нет, дело не в одежде, дорогая Милдред. А в выражении лица. Они же страшные, как на подбор, какие-то лупоглазые и потерянные, дерганые, будто их прабабка согрешила с домовым эльфом. Фу-у, какая мерзость! Неужели ты не замечала? Сколько ни ряди их в мантии и не тычь в руки палочки: какая-то карикатура, насмешка и издевательство. Но ведь есть же такие, которые путают их с приличными людьми. Право слово, было бы легче, если бы их как-нибудь помечали, чтобы издалека заметить и не пересекаться с этим убожеством. Ведь одна, Милдред, одна пыталась со мной заговорить! Какой, спрашивается, я дала ей повод? И их было много, ужасно много. Даже не представляю, сколько теперь в Хогвартсе этого отродья. Нет, ну какой-нибудь отличительный знак, чтобы не путать это с нормальными детьми…
— Отрубать им левую руку, дорогуша, — громко и весело подхватывает Блэк из своего угла. — Вж-жик! И отличительный признак на всю жизнь. Ни за что не спутаешь с приличным волшебником. И какое сразу видимое преимущество для любого настоящего волшебника! И какое веселье, кругом полно одноруких бандитов.
Полная ведьма испуганно смолкла, а по залу покатился шепоток, то ли испуганный, то ли удовлетворенный, не разобрать.
Но Блэк уже вернулся к своим газетам.
К полудню «Дырявый котел» гудел вовсю, и бармен едва поспевал за просьбами клиентов. А Блэк все так же невозмутимо торчал в углу, прирос к месту, только чашки с кофе сменяли друг дружку. Времени прошло много, а совы с ответом все не было. Том начинал беспокоиться, не случилось ли что с совой. Может, миссис Блэк ее прибила в припадке родственной любви?
В очередной раз проходя мимо Блэка, бармен сам изумленно уставился на застывшую колдографию в магловской газетенке: человечек на картинке и правда напоминал тяжело больного домашнего эльфа, только смуглокожего и без огромных ушей. Специально Блэк такие картинки подбирал? «Вот же бывают уродцы на свете», — подумал бармен. И прочитал подпись: «В Камбодже объявлены результаты выборов в Национальное собрание, все голоса без исключения получила партия…»
Тут Альфард Блэк опустил газету и, не обратив внимания на Тома, чуть подался вперед. Прислушивался.
— А вот я слыхал, — раздраженно повысил голос кто-то в другом конце зала, — что и полукровок принимают, и даже оборотней с великанами. Не важно, стало быть, кто там у тебя дед и бабка, главное, чтобы хотел работать для общего блага и знал свое место. А то ведь мы до чего дошли с этими реформаторами? Закон уже предлагают, чтобы эльфов освободить и платить им за работу. Где это видано? Я так скажу: о деле надо думать, как жизнь свою лучше устроить, а не о всяких там эльфах и их правах.
— Правильно, — подхватил другой голос где-то рядом. — Вот цены на метлы растут? Растут. А отчего они, спрашивается, растут? Вот ты, Боб, разбогател? Разве тебе старик жалованье повысил? Или сам старик себе в карман больше кладет? Нет? Точно. И я знаю, и ты, цены оттого растут, что приличного дерева, подходящего, теперь днем с Люмосом не отыщешь. Либо маглоотталкивающие чары на лес ставь, либо маглы все деревья пересчитают, пронумеруют, сторожей посадят в каждое дупло, и покупай у них дерево за денежки. Да еще через посредника покупай!
— Да иди ты! — прикрикнул третий голос. — Мои вообще все в Хаффлпаффе были, не какие-нибудь слизеринцы. Но и я понимаю, что эльфы — не люди. Мало ли, что разговаривают, кентавры тоже разговаривают и соображают, так надо сразу лошадям и вампирам право голоса давать, и пусть заседают в Визенгамоте! Что тут говорить, десятая, слышишь, десятая часть народу в Визенгамоте — полукровки или маглорожденные. А в Министерстве? И они решают, за что мне платить налоги и где колдовать! Вот все вокруг нас кто обустроил? Волшебники! Создали, сохранили и детям своим передали. Волшебники, не маглы. Так и решать должны дети тех, кто это устроил!
— Эй, Том, дружище! А ты как думаешь?
Том оглянулся на Блэка. Тот улыбнулся — сейчас голову откусит и не подавится.
— Я чистокровный! — проорал Том в тот конец зала.
И тут в зал с заднего двора вошел другой Блэк. И бармену сразу стало не до шуток.
На вид братья походили на близнецов, отразившихся в волшебных зеркалах-перевертышах.
Сигнус такой же высокий, как Альфард, только грузный, раздавшийся, с такими же бешеными серыми глазами, но на немного оплывшем лице. В противовес брату — белокожий, как вампир, чисто выбритый, с темными волосами, очень тщательно зачесанными и собранными в хвост. И такой же, как Альфард, высокомерный на вид.
И вот флегматичный Блэк в роскошной мантии и с тростью остановился в пяти шагах от злого коротко стриженого Блэка в магловских тряпках.
Зал продолжал шуметь за спиной у Тома, но, видно, на его собственном лице отразилось некое опасение, потому что Альфард коротко буркнул:
— Аннигиляция отменяется, — и поднялся из-за стола. — Здравствуй, Сигнус. Выглядишь вполне благополучно.
— Рад тебя видеть, Альфард. Ты надолго в наши края на этот раз? Мог бы сразу зайти ко мне. Или снять комнату на время. У нас все прекрасно, если ты хотел любезно поинтересоваться.
— Могу предложить комнату, — быстро вставил Том.
Один Блэк благожелательно кивнул, другой глянул на Тома, как на таракана.
— Прежде, чем мы покинем это место, заполненное свидетелями, Сигнус, я хотел бы получить объяснения. Очень короткие. Во-первых, в результате какого недоразумения мою племянницу теперь называют Беллой Лестрейндж? А во-вторых, почему ты своими руками не уничтожил детектива Найджелуса Певерелла еще до его появления на свет?
— Мы не станем обсуждать это на людях, Альфард.
— Найджелус Певерелл и подлые, мерзкие маглорожденные преступники, — постепенно повышая голос, начал Альфард, — Найджелус Певерелл и тайна крови, Найджелус Певерелл и бесконечно преданные эльфы, в слезах умоляющие отсечь им голову, Найджелус Певерелл и туповатые полукровные авроры! Чистокровные девственницы, шантажируемые похотливыми сквибами! Я ничего не забыл?!
Сигнус Блэк выхватил палочку и выставил руку вперед.
Том видел, что рука у него дрожит.
— Не здесь, Альфард, или я заставлю тебя замолчать.
— Могу предложить комнату, — снова встрял Том. — Два галеона. И компенсация ущерба за повреждения. Перекрытия не трогать.
И по взглядам братьев понял, что деньги у него в кармане.
Человек был высок, очень коротко, даже по магловским меркам, стрижен, так что и цвета волос не разберешь толком, не блондин и только. Темно-серый костюм вошедшего напоминал те, в которых редкие маглы заявлялись в «Дырявый котел» лет за пять до этого сентябрьского утра. На посетителе был яркий магловский галстук, в левой руке он нес магловский же чемодан, а правой прижимал к себе смятый плащ и ворох газет.
Бармен Том, скучавший в компании неразговорчивого зеркала и собственной ясно и печально обозначившейся лысины, окинул потенциального клиента опытным взглядом, пришел к выводу, что ранняя пташка в баре не задержится, мотнул головой в сторону заднего двора и буркнул:
— Утро, проход там, во дворе, — и на всякий случай уточнил, — кирпичная стена.
«Ранняя пташка» прошел к дальнему столику, осмотрелся, изучая сквозь непрозрачные серые стекла очков зал, стойку, бармена, «магловский» вход в бар и выход на задний двор. Потом со стуком поставил тяжелый чемодан, бросил газеты на стол, расправил и повесил на спинку стула плащ, оказавшийся на поверку несколько укороченной мантией. И снял очки.
Бармен пару секунд размышлял, не стоит ли сменить освещение в зале, но профессиональная память победила: странная прическа, магловская одежда, короткие, явно тронутые сединой усы, какой-то неправильный бронзово-серый загар и незагорелые пятна кожи вокруг глаз наконец совместились в голове Тома с узнаваемыми, фамильными чертами лица посетителя. Бармен расцвел заученной радушной улыбкой и вышел из-за стойки:
— Доброе утро, сэр. Рад вас видеть. Это ж сколько лет прошло! Надолго в наши края?
— Доброе утро, Том, как поживаете? Я вижу, палочку свою вы за стойкой спокойно оставили?
Бармен напрягся, и радушие его начало таять, как снег на весеннем солнышке. Оставляя потеки и грязные лужи.
— А разве мне стоит опасаться такого волшебника, как вы, сэр Альфард?
Наверное, стоило. Потому что старый знакомый стоял перед Томом, надежно расставив ноги, слегка пружиня в коленях, руки его как-то особенно расслабленно висели вдоль тела, а голову он немного наклонил вперед и сейчас смотрел на бармена так, что пушечные жерла на пиратских парусниках обзавидовались бы.
— Вы мне расскажите, Том, — со значением произнес посетитель, — расскажите мне, что это такое?
Почти не меняя положения тела, он протянул руку, ловко вытащил из вороха газет на столе одну и потряс ею перед лицом Тома. Бармен уставился на заголовки:
«Кому судьба уготовила родиться среди маглов, того никакое решение Визенгамота не превратит в настоящего волшебника!»
«Накануне в госпиталь доставлена была маглорожденная ведьма, пострадавшая от неправильного применения заклятия Обливиэйт. Колдомедики отказываются от комментариев, однако наш источник предположил, что девица пострадала по собственной глупости: результаты обучения маглорожденных в Хогвартсе совершенно неудовлетворительны».
— Это, сэр Альфард, позавчерашний «Ежедневный пророк» и речь старшего Лестрейнджа в Визенгамоте. Ловко научилась писать эта крошка Рита Скитер, да? Самую суть ухватила и на первую полосу. А ведь молоденькая! Только пару лет после школы, вроде как ваши старшие племянницы.
— Стоп, — прервал его Альфард раздраженно и продолжил совершенно безапелляционным тоном: — Я так понимаю, если при виде меня ты не схватился за палочку, мои еще не слишком увязли. Во всяком случае, от теории к практике открыто не перешли. А за Лестрейнджей я страшно рад, конечно. Хотя… Вот что, скажи мне: кто такой Бедивер Бигборн?
— Ой, так он не только в наших краях известен? Здорово как! Это писатель, потрясающие романы пишет, про сыщика Найджелуса Певерелла. У меня там за стойкой есть последний, только что вышел. Отличная история, слушайте, там маглорожденный женился на девушке, ну знаете, сквибе, поселился в глуши и насылал с помощью темной магии на ее родственников Грима и призраков Дикой охоты, пока все не померли. Ради наследства, конечно. Аврорат бездействует… Слушайте, а ведь ваша племянница за Лестрейнджа вышла, сэр, вы разве не знали?
— Долбаная стерва! Салазар-отравитель, я хотел сказать. Да ей пикси совсем мозги съели! Том, будьте любезны, дайте мне свежие номера «Пророка» и отправьте сову к моему брату, сообщите, что я здесь.
Спустя два часа «Дырявый котел» наполнился разношерстной публикой, а утренний посетитель все так же сидел за дальним столиком, пил кофе, читал попеременно магловские и магические газеты и на любые недовольные, придирчивые или вежливые реплики, и даже взгляды, так высокомерно осматривал наглеца с ног до головы, что ни желающих подсесть, ни желающих добиться от него другого ответа не оставалось. По залу гулял пущенный болтливым барменом шепоток: «Альфард Блэк вернулся, из тех самых, по приглашению Гринготтса». Посетители пялились на неподвижные колдографии и магловские заголовки, на все лады склонявшие слово «Мюнхен». Но некоторым клиентам «Дырявого котла» удавалось привлечь к себе внимание «странного Блэка», тогда он откладывал газету, откидывался на спинку стула и какое-то время со скучающим видом слушал чужие разговоры. Кое-кому это даже льстило.
— Это же кошмар был перед первым сентября, — все громче возмущалась полная ведьма в кричащей мантии и кокетливой шляпе, заметившая, что «странный Блэк» посматривает в ее сторону. Несколько раз она прочувствованно дотрагивалась через стол до руки своей собеседницы, демонстрируя ухоженные ногти и пару старинных колец. И косилась на Блэка — заметил ли?
— Они же везде! На всех главных улицах. Заполонили все. Шагу нельзя ступить, чтобы на кого-то из них не наткнуться. Словно нормальных волшебников вовсе не осталось. Зайдешь учебники ребенку купить, а тут они! Бродят вдоль полок, как будто в состоянии что-то прочесть и понять. В кондитерскую зайдешь — они, негде сесть, чтобы держаться подальше. Лучшие места пропали. Нет, дело не в одежде, дорогая Милдред. А в выражении лица. Они же страшные, как на подбор, какие-то лупоглазые и потерянные, дерганые, будто их прабабка согрешила с домовым эльфом. Фу-у, какая мерзость! Неужели ты не замечала? Сколько ни ряди их в мантии и не тычь в руки палочки: какая-то карикатура, насмешка и издевательство. Но ведь есть же такие, которые путают их с приличными людьми. Право слово, было бы легче, если бы их как-нибудь помечали, чтобы издалека заметить и не пересекаться с этим убожеством. Ведь одна, Милдред, одна пыталась со мной заговорить! Какой, спрашивается, я дала ей повод? И их было много, ужасно много. Даже не представляю, сколько теперь в Хогвартсе этого отродья. Нет, ну какой-нибудь отличительный знак, чтобы не путать это с нормальными детьми…
— Отрубать им левую руку, дорогуша, — громко и весело подхватывает Блэк из своего угла. — Вж-жик! И отличительный признак на всю жизнь. Ни за что не спутаешь с приличным волшебником. И какое сразу видимое преимущество для любого настоящего волшебника! И какое веселье, кругом полно одноруких бандитов.
Полная ведьма испуганно смолкла, а по залу покатился шепоток, то ли испуганный, то ли удовлетворенный, не разобрать.
Но Блэк уже вернулся к своим газетам.
К полудню «Дырявый котел» гудел вовсю, и бармен едва поспевал за просьбами клиентов. А Блэк все так же невозмутимо торчал в углу, прирос к месту, только чашки с кофе сменяли друг дружку. Времени прошло много, а совы с ответом все не было. Том начинал беспокоиться, не случилось ли что с совой. Может, миссис Блэк ее прибила в припадке родственной любви?
В очередной раз проходя мимо Блэка, бармен сам изумленно уставился на застывшую колдографию в магловской газетенке: человечек на картинке и правда напоминал тяжело больного домашнего эльфа, только смуглокожего и без огромных ушей. Специально Блэк такие картинки подбирал? «Вот же бывают уродцы на свете», — подумал бармен. И прочитал подпись: «В Камбодже объявлены результаты выборов в Национальное собрание, все голоса без исключения получила партия…»
Тут Альфард Блэк опустил газету и, не обратив внимания на Тома, чуть подался вперед. Прислушивался.
— А вот я слыхал, — раздраженно повысил голос кто-то в другом конце зала, — что и полукровок принимают, и даже оборотней с великанами. Не важно, стало быть, кто там у тебя дед и бабка, главное, чтобы хотел работать для общего блага и знал свое место. А то ведь мы до чего дошли с этими реформаторами? Закон уже предлагают, чтобы эльфов освободить и платить им за работу. Где это видано? Я так скажу: о деле надо думать, как жизнь свою лучше устроить, а не о всяких там эльфах и их правах.
— Правильно, — подхватил другой голос где-то рядом. — Вот цены на метлы растут? Растут. А отчего они, спрашивается, растут? Вот ты, Боб, разбогател? Разве тебе старик жалованье повысил? Или сам старик себе в карман больше кладет? Нет? Точно. И я знаю, и ты, цены оттого растут, что приличного дерева, подходящего, теперь днем с Люмосом не отыщешь. Либо маглоотталкивающие чары на лес ставь, либо маглы все деревья пересчитают, пронумеруют, сторожей посадят в каждое дупло, и покупай у них дерево за денежки. Да еще через посредника покупай!
— Да иди ты! — прикрикнул третий голос. — Мои вообще все в Хаффлпаффе были, не какие-нибудь слизеринцы. Но и я понимаю, что эльфы — не люди. Мало ли, что разговаривают, кентавры тоже разговаривают и соображают, так надо сразу лошадям и вампирам право голоса давать, и пусть заседают в Визенгамоте! Что тут говорить, десятая, слышишь, десятая часть народу в Визенгамоте — полукровки или маглорожденные. А в Министерстве? И они решают, за что мне платить налоги и где колдовать! Вот все вокруг нас кто обустроил? Волшебники! Создали, сохранили и детям своим передали. Волшебники, не маглы. Так и решать должны дети тех, кто это устроил!
— Эй, Том, дружище! А ты как думаешь?
Том оглянулся на Блэка. Тот улыбнулся — сейчас голову откусит и не подавится.
— Я чистокровный! — проорал Том в тот конец зала.
И тут в зал с заднего двора вошел другой Блэк. И бармену сразу стало не до шуток.
На вид братья походили на близнецов, отразившихся в волшебных зеркалах-перевертышах.
Сигнус такой же высокий, как Альфард, только грузный, раздавшийся, с такими же бешеными серыми глазами, но на немного оплывшем лице. В противовес брату — белокожий, как вампир, чисто выбритый, с темными волосами, очень тщательно зачесанными и собранными в хвост. И такой же, как Альфард, высокомерный на вид.
И вот флегматичный Блэк в роскошной мантии и с тростью остановился в пяти шагах от злого коротко стриженого Блэка в магловских тряпках.
Зал продолжал шуметь за спиной у Тома, но, видно, на его собственном лице отразилось некое опасение, потому что Альфард коротко буркнул:
— Аннигиляция отменяется, — и поднялся из-за стола. — Здравствуй, Сигнус. Выглядишь вполне благополучно.
— Рад тебя видеть, Альфард. Ты надолго в наши края на этот раз? Мог бы сразу зайти ко мне. Или снять комнату на время. У нас все прекрасно, если ты хотел любезно поинтересоваться.
— Могу предложить комнату, — быстро вставил Том.
Один Блэк благожелательно кивнул, другой глянул на Тома, как на таракана.
— Прежде, чем мы покинем это место, заполненное свидетелями, Сигнус, я хотел бы получить объяснения. Очень короткие. Во-первых, в результате какого недоразумения мою племянницу теперь называют Беллой Лестрейндж? А во-вторых, почему ты своими руками не уничтожил детектива Найджелуса Певерелла еще до его появления на свет?
— Мы не станем обсуждать это на людях, Альфард.
— Найджелус Певерелл и подлые, мерзкие маглорожденные преступники, — постепенно повышая голос, начал Альфард, — Найджелус Певерелл и тайна крови, Найджелус Певерелл и бесконечно преданные эльфы, в слезах умоляющие отсечь им голову, Найджелус Певерелл и туповатые полукровные авроры! Чистокровные девственницы, шантажируемые похотливыми сквибами! Я ничего не забыл?!
Сигнус Блэк выхватил палочку и выставил руку вперед.
Том видел, что рука у него дрожит.
— Не здесь, Альфард, или я заставлю тебя замолчать.
— Могу предложить комнату, — снова встрял Том. — Два галеона. И компенсация ущерба за повреждения. Перекрытия не трогать.
И по взглядам братьев понял, что деньги у него в кармане.
...у нации должна быть счастливая история нации господ,
длиной лет в триста-четыреста — как у англичан.
Генрих Гиммлер
длиной лет в триста-четыреста — как у англичан.
Генрих Гиммлер
День у Сигнуса не задался с самого утра. Что может быть хуже, чем запланированный семейный скандал в публичном месте? Нет, скандал с Вальбургой в публичном месте был бы много хуже, без сомнений. Альфард его разве что немного покалечит и отправится вновь в дальние края, Вальбурга же ненароком проклянет так, что сам смерти искать станешь. А натравить Альфарда и Вальбургу друг на друга без подготовки — это слишком даже для их сумасшедшего семейства. Меры предосторожности просто необходимы. И совершенно невозможно без подготовки выпустить Альфарда к гостям — порезвиться. Хоть и на один вечер. Что брат настоит на встрече с совладельцами бизнеса, в который вложены семейные деньги, сомнений не было никаких.
Сигнус напомнил себе, что надо возместить хозяину «Дырявого котла» стоимость погибшей совы или просто отослать в подарок одну из своих. Ждать, что Вальбурга, угробившая чужую птицу, снизойдет до таких мелочей — пустая затея.
Полминуты Сигнус потратил на заглушающие чары и запоры на двери. Все это время он затылком чувствовал тяжелый взгляд Альфарда.
— Я слушаю, — рыкнул Альфард, как только Сигнус закончил.
— Ты получишь любые объяснения, какие потребуешь, уверяю, но позволь мне сначала узнать, я тут в каком качестве? Я даю отчет как твой поверенный в денежных делах? Я отвечаю без вины за поступки Вальбурги? Или я по неясной причине должен просить у тебя разрешения на брак моих дочерей?
— Вот так дела! — Альфард всегда хорошо соображал и отлично его понял. — Значит, наша сестрица, которая пошлыми книжонками позорит родовое имя — это не самая увлекательная часть истории. А я ведь, Сигнус, хуже ничего представить не мог! Начни с денег. Сколько моих денежек вложены в Лестрейнджей, кто еще в этом замешан, и насколько все плохо, что ты продал родную дочь сыну политического самоубийцы?
Сигнус взорвался: блэковский темперамент взял над ним верх. Внезапно оказалось, что он стоит впритык к брату, сунув тому кулак под нос, и показательно разгибает пальцы в такт упрекам:
— У тебя прибыль по трети галеона в год на каждый, который я вложил. Это моя заслуга, бездельник.
Первый палец.
— Только у тебя одновременно настолько хорошая память, чтобы угадать в авторе паршивых книжонок Вальбургу, и так мало ума, что ты орешь о своих догадках на публике. Ты единственная опасность для «родового имени». Хотя кто бы уже говорил про позор.
Второй палец.
— Беллатрикс выбрала мужа сама, и будет так, как она хочет. Заведи своих детей — ими командуй.
Третий палец.
— Ты ничего не смыслишь в происходящем, братец. Тебя десять лет не было, ты шатался по Южной Америке и Лаосу…
— Камбодже. Безымянный палец у тебя плохо разгибается, брось.
Гнев Сигнуса схлынул так же быстро, как пришел. В конце концов, если судьба подсунула ему Альфарда, надо пользоваться Альфардом. С паршивой овцы хоть шерсти клок. А если повезет, то он острижет сразу двух овец. Вернее, натравит одного бешеного пса на другого, на целую свору. Сигнус, не глядя, подвинул к себе стул, уселся, ослабил воротник и самым приветливым тоном продолжил:
— Я сожалею о своей вспышке. Давай все заново. Дорогой брат, надолго ли ты в наши края? Ты остановишься у меня, у Вэл или в другом месте? Мы с Дрю всегда тебе рады. Чем можем быть полезны?
Альфард откинул голову назад и абсолютно беззвучно расхохотался. Зрелище не из приятных.
Сигнус терпеливо ждал. Объявиться в Лондоне брат мог по двум причинам: проблемы со здоровьем и потребность в деньгах. И вся его болтовня про честь рода, брачные союзы и политику — для отвода глаз и только. Здоровье родственника Сигнуса ничуть не беспокоило, сейчас смерть брата ничем самому Сигнусу помешать не могла, а совсем наоборот. Вот помощь в денежных вопросах — другое дело.
— Я женюсь, — равнодушно брякнул Альфард.
Мир погас.
— Агуаменти.
В лицо ему плюнул фонтан. Очень похоже. Кто-то потрепал его по щеке и сильно сдавил мочку уха. Сигнус со свистом втянул в себя воздух и замер от резкой боли в груди. «Только бы не Энервейт, — взмолился он. — Вот так и умирают. Все напрасно, все погибло».
— Сигни, открой глаза, посмотри на меня! — Альфард помассировал ему мочки ушей, а потом сильно и больно ткнул чем-то в стык между носом и верхней губой. Искорки замелькали у Сигнуса под веками, но в груди стало как-то полегче.
— Сигни, я пошутил. Сам подумай, куда мне жену? Я не думал, что у вас все так плохо. Дыши. Дать тебе воды?
— Уже хватит, — простонал Сигнус.
— Говорить можешь? Давай, не засыпай, говори, малыш. Колдомедика звать? Видишь и слышишь нормально? Пошевели руками.
— Отвали, — Сигнус пошевелил руками и на всякий случай ногой. Теперь, когда в груди почти не болело, стало жутко стыдно своей слабости. — Отвали, Альфард. Я сам разберусь.
— Очень хорошо. А я уж испугался. Раз ты можешь сам разбираться, так говори. Начни с того, что теперь тебе кажется самым легким. Лежачих я не бью.
— Андромеда ждет ребенка, — сообщил Сигнус. Теперь это казалось ему такой ерундой! — И скоро станет всем заметно.
Альфард некоторое время молчал, потом хмыкнул:
— Я так понимаю, ни свадьбы, ни помолвки не предвидится?
— От магла. Нет. От грязнокровки.
— Вот это да! Слушай, ну твоя супруга ладно, а Вэл как от злости не лопнула? Все! Молчу. Ой, нет! Ты ж не можешь семейные деньги дать без спросу, да? Ты же только с моими играешься? Так я разрешаю!
— И ты мне что-то говорил про политику…
Сейчас Сигнус чувствовал себя намного лучше. Уел он брата, уел.
— Это другой вопрос, — задумчиво протянул Альфард. — Я так понимаю, подставного чистокровного отца и сговорчивого мужа то ли ты не отыскал, то ли Андромеда стоит на своем, и не сдвинешь. А в таком случае лучше ей бежать из дома с деньгами, чем без них.
— Подумаешь! Племянницей больше, племянницей меньше, какая разница! — вспылил Сигнус. В груди кольнуло. — Не твоя дочь, не твой внук, пусть хоть камнями забьют, хоть под Круцио сунут! Ты денег дал, пятками засверкал, только тебя и видели, еще лет на десять.
— Сигнус, а ты случайно не планировал пристроить ублюдка-полукровку Лестрейнджам? А приданое за мой счет. Сколько там холостых сыновей? Не в бровь, а в глаз, Сигнус? Вот теперь вернемся к моим деньгам и к политике. У вас тут эпидемия? Вальбурга и Орион перекусали гостей на званом обеде или на свадьбе Беллы? И у них нынче с Лестрейнджами то ли общая секта, то ли политическая партия, а то и палата для душевнобольных? Мне еще хочется знать, что за дурак тащит в Визенгамот проекты освобождения эльфов, когда в барах открыто выступают за закрепощение маглов, но этот вопрос, полагаю, не тебе адресовать надо.
«Самое время для обморока, но уже поздно», — подумал Сигнус. Думать приходилось очень быстро.
— Допустим, ты в чем-то прав, — он упреждающе выставил вперед ладонь. — Я не уточняю пока, в чем ты прав. Но к чему все эти риторические красоты?
Брат молчал и нехорошо щурился. Сигнус продолжил:
— Тут никого, кроме нас, нет. Если ты наслушался от здешних забулдыг и домохозяек всякой дряни про тяжелую жизнь простого мага, я понимаю, тебе хочется выдать все это наружу, избавиться, как от дрянного пойла в желудке, тошнит. Но что для тебя нового в сословных предрассудках? Лишить грязнокровок прав — тоже мне фокус! Эта история так же свежа, как анекдоты о Годрике, Салазаре и чужой жене.
— Сигни, — ласково протянул Альфард, — полминуты назад ты намекнул, что Андромеде угрожает опасность из-за любовной связи с грязнокровкой. И эта опасность — не гнев Вальбурги, живущей в мире фантазий. Ты передумал?
Брата требовалось срочно сбить с траектории, пока этот бладжер не приложил еще раз самого Сигнуса. Пусть по Вальбурге лупит, ту ничем не проймешь. Или по Лестрейнджу, вдруг в нем осталось что-то человеческое, чем Салазар не шутит? Но куда там, бладжер набрал скорость.
— Я верно истолковал твой намек, Сигнус?
Сигнус непроизвольно зажмурился. Только на мгновение. Жаль, уши не заткнешь и Силенцио на брата наложить не выйдет.
— Женщину, родившую от грязнокровки, не защитит надежно ни Министерство, ни принадлежность к роду Блэков? Так? Не кивай. Я вижу. Кто-то — не ты — может поднять руку на твою дочь и не опасаться, что ему воздадут по заслугам всемеро? Это не сословные предрассудки, Сигнус. Сословные предрассудки — когда ты мне про забулдыг и домохозяек рассказываешь. Я здесь высшее сословие. По крови и роду. И даже если моя племянница — шлюха, то для них, — Альфард ткнул пальцем в стену, — она недосягаема. Неприкосновенна. Она в силу имени не подлежит их суду. Так было десять лет назад. Что изменилось? И кто это сделал?
Сигнус открыл и закрыл рот, без звука, как рыба.
Брат с интересом его рассматривал.
«Или пусть от Альфарда из-за денег Абраксасу Малфою в голову прилетит, — вяло подумал Сигнус. — Из такой копилочки даже лишний процентик посыпаться может, если как следует встряхнуть».
— Не вздумай сворачивать разговор на деньги, — буркнул Альфард.
Сам Сигнус намеревался ускользать от ударов до последнего. Пока брат не потеряет запал. Беременная от грязнокровки Андромеда — это даже не скандал, это банальность. Если бы не назревающая смена власти и не возбужденное лозунгами отребье с Лютного, Сигнусу с Альфардом на эту тему и говорить было бы зазорно. Разве что послать брата к потенциальному сговорчивому жениху для согласования брачного контракта. Но как объяснить Альфарду про Беллу, Сигнус не представлял. А в способность Рудольфуса Лестрейнджа запереть молодую жену дома против ее воли, даже на один вечер… Кто в это поверит?
— Сигнус, кто это сделал? Что ты рот открываешь и пялишься, как морской окунь? Что ты там шепчешь? Вы его что, по имени уже вслух не называете? Расцелуй меня дементор!
Чокнутый Альфард был прав. Сигнус понял, что назвать вслух имя не может. Хочет. Знает, что препятствий нет, но вот не произносится. Не выговаривается оно. За несколько лет он разучился называть хорошо знакомого человека по имени. Даже упоминать это имя разучился. А ведь никто ему не запрещал. Ему не угрожали, не заставляли, не связывали клятвой. Он точно знал, что не проклят, никто не чистил ему память. Он только повторял за остальными. Повторял за остальными... И вдруг оказалось, что все вокруг поступают так же, как он. Уже несколько лет. Поступить по-другому было немыслимо… По-другому мог говорить и поступать только чужак, только соперник, конкурент. Враг. Любой, кто произносил это имя всуе, не как знак особого доверия, любой тем самым обозначал себя как враг. Как мишень, рядом с которой лучше не стоять.
Если утренняя «шутка» брата чуть не свела Сигнуса в могилу одним махом, потому что грозила раскрытием его промашек в делах, переделом наследства и тяжелым ударом по кошельку, то теперь Блэка охватил ужас. Липкий и холодный, как пот после ночного кошмара.
«Дело не в деньгах, — повторял он про себя, как заведенный. — Не в деньгах. Не в деньгах. Белла!”
Альфард отошел, словно давая Сигнусу пространство, и стоял теперь в углу, в темноте.
— Ты меня знаешь, — из темноты зазвучал какой-то треснувший, поскрипывающий голос. Не настоящий. — Это Вэл у нас с детства с фантазиями. Она всю жизнь провела в семейном склепе, как на острове посреди моря маглов. Несколько лет в школе не в счет.
— Пока она в полной безопасности за стенами своего дома, — подхватил Сигнус осторожно, — Вэл может придумывать себе какие угодно страшилки и сама их пугаться. Хоть обычаи времен Салазара возрождать.
— Да. Ты помнишь наш старый уговор. В худшем случае она перебьет всех эльфов или вырастит своих детей немного более психованными Блэками, чем обычно. Кстати, как мальчики?
— Старший пошел в Гриффиндор, — выпалил Сигнус.
В темном углу кто-то, только немного похожий на его брата, то ли закашлялся, то ли засмеялся, то ли заскрипел. Ужас, охвативший Сигнуса чуть раньше, не отступил. Наоборот, кошмар стал явью, из стен вот-вот должны были потянуться руки мертвецов.
— Какая у нас удивительная сестра! — выдохнула темнота чуть более человеческим голосом. — С первого выстрела и сразу Гриффиндор. Покажешь мне это чудо.
Сигнус кивнул.
— Я практик, — скрипнуло в темноте. — Я кое-что видел, Сигнус. У маглов. Тебе это покажется знакомым. Когда маленькая группа людей назначает людское море вокруг врагами. От такого количества настоящих врагов можно и рехнуться! Если ты практик. А не мечтатель, как Вэл. Много проще признать их животными. И тогда ты имеешь право на их жизнь, Сигнус. На их кровь, кожу, кости, их детей, землю, деньги. Протяни руку и бери, это твое по праву сильного. Ты просто укротитель для диких зверей и заводчик для домашних. Домашних любимцев нечего бояться, а настоящий мужчина не боится диких животных, он идет охотиться.
— Да, — у Сигнуса пересохло в горле. И он повторил: — Да.
— А охотнику, — снова заскрипело в темноте, — важны спокойствие, дисциплина, сосредоточенность. Отрешенность.
Темнота хохотнула.
— Охотник терпит лишения, ждет добычу и бьет без лишней жалости и сантиментов. Чтобы этому научиться, нужна ведь дисциплина. Хитрая тварь — человек. Приучаешь его к хладнокровию, к дисциплине, к отрешенности, приучаешь управляться со зверьем железной рукой, не ведая жалости ни к проклятым тварям, ни к себе. А потом помещаешь полсотни таких вместе в замкнутом пространстве. Добавляешь к этому веру. И как-то получается, что господа укротители сами готовы подчиняться. Слепо. Повторяя друг за дружкой. И сами готовы травить несогласных, непохожих. Своих же. Без кнута. Без принуждения.
— Да, — всхлипнул Сигнус. И тут же сжал кулаки. До чего же он раскис!
— Ты представить себе не можешь, Сигнус, как легко в таком месте стать богом, — теперь это был вполне человеческий голос, он не скрипел и не шелестел.
Брат вышел на свет и встал прямо перед Сигнусом. Глаза у Альфарда были, как окна в штормовое небо, там что-то клубилось серыми тучами ¬¬— только что искры не проскакивают, скулы заострились еще больше, губы горели.
— Богом, самовластным над жизнью, смертью и болью. Богом для слепцов, уверенных, что они высшие существа, наделенные властью над остальным миром. Богом, которому поклоняются и приносят жертвы. Очень просто.
Сигнус узнал эту интонацию. В юности он уже слышал и видел брата таким.
Вожделение. Похоть. Голод.
— Да, — в третий раз повторил Сигнус. — Я покажу тебе. Я поведу тебя к Лестрейнджам завтра вечером, и ты увидишь сам.
Сигнус дал слово. Он обещал показать. Но мог сначала сделать кое-что еще. Отсчитав бармену щедрых пять галеонов вместо двух, Сигнус придержал того за рукав и, понизив голос, потребовал:
— Том, я точно знаю, что у вас они есть. Не могли не прислать или не подбросить сюда. И кто-то из клиентов притащил обязательно. Я про листовки. Наше могущество. И что-то еще подобное. Дайте мне.
Бармен закусил губу и попытался отодвинуться.
— Том, — настоятельно повторил Сигнус, — дайте их мне, будем считать, что вы их мне отдаете как доказательство ваших жалоб. Для передачи Министерству. Проходу нет от этой дряни.
— Да, сэр, конечно. Подбрасывают такое честному человеку, а потом неприятности. Я сейчас.
Всего-то пару минут понадобилось, чтобы найти. Сигнус усмехнулся: «Они, небось, их вслух друг другу ночью читают, дурачье, стадо безмозглое».
Он нагнал Альфарда на заднем дворе, ткнул тому в руки пару листовок с колдографиями и два свитка.
— Держи, пока спрячь, прочтешь на досуге.
— А чего так? Я сегодня приехал, а это вот только что здесь нашел. Кто-то выкинул. Люмос! Стою вот, знакомлюсь. Раздумываю, бежать ли в аврорат.
— Позер!
Но Альфард уже читал.
«Маги создали наш мир». Над колдографией витражей с фигурами основателей Хогвартса. Сурово смотрит Годрик, Салазар протягивает призывно руку, улыбается надменно Ровена, Хельга кормит белку.
«Маги хранили этот мир и приумножали его богатства». Жизнь кипит в Косом переулке.
«Маги передали этот мир своим детям». Двор Хогвартса, смеющиеся детские лица, почти все узнаваемы. Чистокровки, фамильное сходство.
«Магия — это НАШЕ могущество!»
«Не уступай свое место маглорожденным».
Злоба исказила лицо Альфарда. Руки у него подрагивали. Вот он развернул свиток. Сигнус ждал. Он по лицу брата сможет понять, что тот дошел до нужного места. Вот сейчас, вот оно, он мог прочесть про себя, по памяти: «Всякая мысль о естественном равенстве всех людей — ложь. Но каждый имеет право на место среди своих, среди равных себе. Каждый должен занять свое место, каждому должно воздаваться по заслугам. Все разумные существа созданы, чтобы повиноваться высшим и повелевать низшими, — таков естественный закон нашего мира. И Визенгамот не может отменить этот закон. Время голосований прошло. Вы станете величайшим из разумных народов. Правителями мира. Таково место волшебников по заслугам и достоинству. В новом мире ваши дети будут носителями самых благородных традиций, будут внушать уважение и повиновение всем живым существам. Содействие каждого мага, его труд, будут бесценны. Нет и не может быть никаких возражений против нетерпимости, если нетерпимость проявляет сильнейший. Сильнейшие выживают, в этом их правота. В могуществе. Могущество в отношении непокорных — это насилие, это благо победителей».
— В этом их правота, — повторил вслух Альфард. — Никаких возражений против нетерпимости. Время голосований прошло. Магия это наше могущество.
Сигнус только вздрогнул в ответ.
— Я смотрю, кто-то добрался до магловской части семейной библиотеки, — насмешливо продолжил Альфард. — И до архивной переписки. Письма старичка Дизраэли к дедушке Блэку изучил очень подробно. Вот почему ты замалчивал вопрос о ее браке. Все время менял тему.
Сигнус схватился за палочку.
— Белла! — выплюнул Альфард.
И тут они услышали что-то. Захлебнувшийся вскрик, отголосок — не больше. Едва различимый.
За Альфардом, чуть в стороне, за пределами освещенного пятна, кто-то стоял.
Они были очень неосторожны.
Сигнусу показалось, что он видит очертания женской фигурки. Альфард женщину видеть не мог, но настороженно замер.
— Два шага, северо-восток, — прошептал Сигнус.
Альфард метнулся назад и в сторону. Замелькали тени. Тихий стон, потом звук упавшего тела. Какую-то секунду Сигнус видел: брат склонился, касаясь горла женщины ладонью. Молодой девушки вроде бы. Потом Альфард одним движением переплел свою правую руку с безвольной женской рукой, охватил ладонью обе палочки и четко произнес:
— Обливиэйт, — и сразу же, — кликни Тома, тут еще одна девица заобливиэйтилась неудачно. Наверное, от несчастной любви спасалась. За сто ярдов в темноте видно, что маглорожденная дура. Только глянь на эту одежду! Что? Я читал, у вас это случается нынче. Типичная история.
И Альфард принялся собирать рассыпавшиеся листовки.
— Кстати, это при ней нашли. И догоняй, я пошел.
Возвращаясь в бар, Сигнус услышал, как брат декламирует:
Сигнус напомнил себе, что надо возместить хозяину «Дырявого котла» стоимость погибшей совы или просто отослать в подарок одну из своих. Ждать, что Вальбурга, угробившая чужую птицу, снизойдет до таких мелочей — пустая затея.
Полминуты Сигнус потратил на заглушающие чары и запоры на двери. Все это время он затылком чувствовал тяжелый взгляд Альфарда.
— Я слушаю, — рыкнул Альфард, как только Сигнус закончил.
— Ты получишь любые объяснения, какие потребуешь, уверяю, но позволь мне сначала узнать, я тут в каком качестве? Я даю отчет как твой поверенный в денежных делах? Я отвечаю без вины за поступки Вальбурги? Или я по неясной причине должен просить у тебя разрешения на брак моих дочерей?
— Вот так дела! — Альфард всегда хорошо соображал и отлично его понял. — Значит, наша сестрица, которая пошлыми книжонками позорит родовое имя — это не самая увлекательная часть истории. А я ведь, Сигнус, хуже ничего представить не мог! Начни с денег. Сколько моих денежек вложены в Лестрейнджей, кто еще в этом замешан, и насколько все плохо, что ты продал родную дочь сыну политического самоубийцы?
Сигнус взорвался: блэковский темперамент взял над ним верх. Внезапно оказалось, что он стоит впритык к брату, сунув тому кулак под нос, и показательно разгибает пальцы в такт упрекам:
— У тебя прибыль по трети галеона в год на каждый, который я вложил. Это моя заслуга, бездельник.
Первый палец.
— Только у тебя одновременно настолько хорошая память, чтобы угадать в авторе паршивых книжонок Вальбургу, и так мало ума, что ты орешь о своих догадках на публике. Ты единственная опасность для «родового имени». Хотя кто бы уже говорил про позор.
Второй палец.
— Беллатрикс выбрала мужа сама, и будет так, как она хочет. Заведи своих детей — ими командуй.
Третий палец.
— Ты ничего не смыслишь в происходящем, братец. Тебя десять лет не было, ты шатался по Южной Америке и Лаосу…
— Камбодже. Безымянный палец у тебя плохо разгибается, брось.
Гнев Сигнуса схлынул так же быстро, как пришел. В конце концов, если судьба подсунула ему Альфарда, надо пользоваться Альфардом. С паршивой овцы хоть шерсти клок. А если повезет, то он острижет сразу двух овец. Вернее, натравит одного бешеного пса на другого, на целую свору. Сигнус, не глядя, подвинул к себе стул, уселся, ослабил воротник и самым приветливым тоном продолжил:
— Я сожалею о своей вспышке. Давай все заново. Дорогой брат, надолго ли ты в наши края? Ты остановишься у меня, у Вэл или в другом месте? Мы с Дрю всегда тебе рады. Чем можем быть полезны?
Альфард откинул голову назад и абсолютно беззвучно расхохотался. Зрелище не из приятных.
Сигнус терпеливо ждал. Объявиться в Лондоне брат мог по двум причинам: проблемы со здоровьем и потребность в деньгах. И вся его болтовня про честь рода, брачные союзы и политику — для отвода глаз и только. Здоровье родственника Сигнуса ничуть не беспокоило, сейчас смерть брата ничем самому Сигнусу помешать не могла, а совсем наоборот. Вот помощь в денежных вопросах — другое дело.
— Я женюсь, — равнодушно брякнул Альфард.
Мир погас.
— Агуаменти.
В лицо ему плюнул фонтан. Очень похоже. Кто-то потрепал его по щеке и сильно сдавил мочку уха. Сигнус со свистом втянул в себя воздух и замер от резкой боли в груди. «Только бы не Энервейт, — взмолился он. — Вот так и умирают. Все напрасно, все погибло».
— Сигни, открой глаза, посмотри на меня! — Альфард помассировал ему мочки ушей, а потом сильно и больно ткнул чем-то в стык между носом и верхней губой. Искорки замелькали у Сигнуса под веками, но в груди стало как-то полегче.
— Сигни, я пошутил. Сам подумай, куда мне жену? Я не думал, что у вас все так плохо. Дыши. Дать тебе воды?
— Уже хватит, — простонал Сигнус.
— Говорить можешь? Давай, не засыпай, говори, малыш. Колдомедика звать? Видишь и слышишь нормально? Пошевели руками.
— Отвали, — Сигнус пошевелил руками и на всякий случай ногой. Теперь, когда в груди почти не болело, стало жутко стыдно своей слабости. — Отвали, Альфард. Я сам разберусь.
— Очень хорошо. А я уж испугался. Раз ты можешь сам разбираться, так говори. Начни с того, что теперь тебе кажется самым легким. Лежачих я не бью.
— Андромеда ждет ребенка, — сообщил Сигнус. Теперь это казалось ему такой ерундой! — И скоро станет всем заметно.
Альфард некоторое время молчал, потом хмыкнул:
— Я так понимаю, ни свадьбы, ни помолвки не предвидится?
— От магла. Нет. От грязнокровки.
— Вот это да! Слушай, ну твоя супруга ладно, а Вэл как от злости не лопнула? Все! Молчу. Ой, нет! Ты ж не можешь семейные деньги дать без спросу, да? Ты же только с моими играешься? Так я разрешаю!
— И ты мне что-то говорил про политику…
Сейчас Сигнус чувствовал себя намного лучше. Уел он брата, уел.
— Это другой вопрос, — задумчиво протянул Альфард. — Я так понимаю, подставного чистокровного отца и сговорчивого мужа то ли ты не отыскал, то ли Андромеда стоит на своем, и не сдвинешь. А в таком случае лучше ей бежать из дома с деньгами, чем без них.
— Подумаешь! Племянницей больше, племянницей меньше, какая разница! — вспылил Сигнус. В груди кольнуло. — Не твоя дочь, не твой внук, пусть хоть камнями забьют, хоть под Круцио сунут! Ты денег дал, пятками засверкал, только тебя и видели, еще лет на десять.
— Сигнус, а ты случайно не планировал пристроить ублюдка-полукровку Лестрейнджам? А приданое за мой счет. Сколько там холостых сыновей? Не в бровь, а в глаз, Сигнус? Вот теперь вернемся к моим деньгам и к политике. У вас тут эпидемия? Вальбурга и Орион перекусали гостей на званом обеде или на свадьбе Беллы? И у них нынче с Лестрейнджами то ли общая секта, то ли политическая партия, а то и палата для душевнобольных? Мне еще хочется знать, что за дурак тащит в Визенгамот проекты освобождения эльфов, когда в барах открыто выступают за закрепощение маглов, но этот вопрос, полагаю, не тебе адресовать надо.
«Самое время для обморока, но уже поздно», — подумал Сигнус. Думать приходилось очень быстро.
— Допустим, ты в чем-то прав, — он упреждающе выставил вперед ладонь. — Я не уточняю пока, в чем ты прав. Но к чему все эти риторические красоты?
Брат молчал и нехорошо щурился. Сигнус продолжил:
— Тут никого, кроме нас, нет. Если ты наслушался от здешних забулдыг и домохозяек всякой дряни про тяжелую жизнь простого мага, я понимаю, тебе хочется выдать все это наружу, избавиться, как от дрянного пойла в желудке, тошнит. Но что для тебя нового в сословных предрассудках? Лишить грязнокровок прав — тоже мне фокус! Эта история так же свежа, как анекдоты о Годрике, Салазаре и чужой жене.
— Сигни, — ласково протянул Альфард, — полминуты назад ты намекнул, что Андромеде угрожает опасность из-за любовной связи с грязнокровкой. И эта опасность — не гнев Вальбурги, живущей в мире фантазий. Ты передумал?
Брата требовалось срочно сбить с траектории, пока этот бладжер не приложил еще раз самого Сигнуса. Пусть по Вальбурге лупит, ту ничем не проймешь. Или по Лестрейнджу, вдруг в нем осталось что-то человеческое, чем Салазар не шутит? Но куда там, бладжер набрал скорость.
— Я верно истолковал твой намек, Сигнус?
Сигнус непроизвольно зажмурился. Только на мгновение. Жаль, уши не заткнешь и Силенцио на брата наложить не выйдет.
— Женщину, родившую от грязнокровки, не защитит надежно ни Министерство, ни принадлежность к роду Блэков? Так? Не кивай. Я вижу. Кто-то — не ты — может поднять руку на твою дочь и не опасаться, что ему воздадут по заслугам всемеро? Это не сословные предрассудки, Сигнус. Сословные предрассудки — когда ты мне про забулдыг и домохозяек рассказываешь. Я здесь высшее сословие. По крови и роду. И даже если моя племянница — шлюха, то для них, — Альфард ткнул пальцем в стену, — она недосягаема. Неприкосновенна. Она в силу имени не подлежит их суду. Так было десять лет назад. Что изменилось? И кто это сделал?
Сигнус открыл и закрыл рот, без звука, как рыба.
Брат с интересом его рассматривал.
«Или пусть от Альфарда из-за денег Абраксасу Малфою в голову прилетит, — вяло подумал Сигнус. — Из такой копилочки даже лишний процентик посыпаться может, если как следует встряхнуть».
— Не вздумай сворачивать разговор на деньги, — буркнул Альфард.
Сам Сигнус намеревался ускользать от ударов до последнего. Пока брат не потеряет запал. Беременная от грязнокровки Андромеда — это даже не скандал, это банальность. Если бы не назревающая смена власти и не возбужденное лозунгами отребье с Лютного, Сигнусу с Альфардом на эту тему и говорить было бы зазорно. Разве что послать брата к потенциальному сговорчивому жениху для согласования брачного контракта. Но как объяснить Альфарду про Беллу, Сигнус не представлял. А в способность Рудольфуса Лестрейнджа запереть молодую жену дома против ее воли, даже на один вечер… Кто в это поверит?
— Сигнус, кто это сделал? Что ты рот открываешь и пялишься, как морской окунь? Что ты там шепчешь? Вы его что, по имени уже вслух не называете? Расцелуй меня дементор!
Чокнутый Альфард был прав. Сигнус понял, что назвать вслух имя не может. Хочет. Знает, что препятствий нет, но вот не произносится. Не выговаривается оно. За несколько лет он разучился называть хорошо знакомого человека по имени. Даже упоминать это имя разучился. А ведь никто ему не запрещал. Ему не угрожали, не заставляли, не связывали клятвой. Он точно знал, что не проклят, никто не чистил ему память. Он только повторял за остальными. Повторял за остальными... И вдруг оказалось, что все вокруг поступают так же, как он. Уже несколько лет. Поступить по-другому было немыслимо… По-другому мог говорить и поступать только чужак, только соперник, конкурент. Враг. Любой, кто произносил это имя всуе, не как знак особого доверия, любой тем самым обозначал себя как враг. Как мишень, рядом с которой лучше не стоять.
Если утренняя «шутка» брата чуть не свела Сигнуса в могилу одним махом, потому что грозила раскрытием его промашек в делах, переделом наследства и тяжелым ударом по кошельку, то теперь Блэка охватил ужас. Липкий и холодный, как пот после ночного кошмара.
«Дело не в деньгах, — повторял он про себя, как заведенный. — Не в деньгах. Не в деньгах. Белла!”
Альфард отошел, словно давая Сигнусу пространство, и стоял теперь в углу, в темноте.
— Ты меня знаешь, — из темноты зазвучал какой-то треснувший, поскрипывающий голос. Не настоящий. — Это Вэл у нас с детства с фантазиями. Она всю жизнь провела в семейном склепе, как на острове посреди моря маглов. Несколько лет в школе не в счет.
— Пока она в полной безопасности за стенами своего дома, — подхватил Сигнус осторожно, — Вэл может придумывать себе какие угодно страшилки и сама их пугаться. Хоть обычаи времен Салазара возрождать.
— Да. Ты помнишь наш старый уговор. В худшем случае она перебьет всех эльфов или вырастит своих детей немного более психованными Блэками, чем обычно. Кстати, как мальчики?
— Старший пошел в Гриффиндор, — выпалил Сигнус.
В темном углу кто-то, только немного похожий на его брата, то ли закашлялся, то ли засмеялся, то ли заскрипел. Ужас, охвативший Сигнуса чуть раньше, не отступил. Наоборот, кошмар стал явью, из стен вот-вот должны были потянуться руки мертвецов.
— Какая у нас удивительная сестра! — выдохнула темнота чуть более человеческим голосом. — С первого выстрела и сразу Гриффиндор. Покажешь мне это чудо.
Сигнус кивнул.
— Я практик, — скрипнуло в темноте. — Я кое-что видел, Сигнус. У маглов. Тебе это покажется знакомым. Когда маленькая группа людей назначает людское море вокруг врагами. От такого количества настоящих врагов можно и рехнуться! Если ты практик. А не мечтатель, как Вэл. Много проще признать их животными. И тогда ты имеешь право на их жизнь, Сигнус. На их кровь, кожу, кости, их детей, землю, деньги. Протяни руку и бери, это твое по праву сильного. Ты просто укротитель для диких зверей и заводчик для домашних. Домашних любимцев нечего бояться, а настоящий мужчина не боится диких животных, он идет охотиться.
— Да, — у Сигнуса пересохло в горле. И он повторил: — Да.
— А охотнику, — снова заскрипело в темноте, — важны спокойствие, дисциплина, сосредоточенность. Отрешенность.
Темнота хохотнула.
— Охотник терпит лишения, ждет добычу и бьет без лишней жалости и сантиментов. Чтобы этому научиться, нужна ведь дисциплина. Хитрая тварь — человек. Приучаешь его к хладнокровию, к дисциплине, к отрешенности, приучаешь управляться со зверьем железной рукой, не ведая жалости ни к проклятым тварям, ни к себе. А потом помещаешь полсотни таких вместе в замкнутом пространстве. Добавляешь к этому веру. И как-то получается, что господа укротители сами готовы подчиняться. Слепо. Повторяя друг за дружкой. И сами готовы травить несогласных, непохожих. Своих же. Без кнута. Без принуждения.
— Да, — всхлипнул Сигнус. И тут же сжал кулаки. До чего же он раскис!
— Ты представить себе не можешь, Сигнус, как легко в таком месте стать богом, — теперь это был вполне человеческий голос, он не скрипел и не шелестел.
Брат вышел на свет и встал прямо перед Сигнусом. Глаза у Альфарда были, как окна в штормовое небо, там что-то клубилось серыми тучами ¬¬— только что искры не проскакивают, скулы заострились еще больше, губы горели.
— Богом, самовластным над жизнью, смертью и болью. Богом для слепцов, уверенных, что они высшие существа, наделенные властью над остальным миром. Богом, которому поклоняются и приносят жертвы. Очень просто.
Сигнус узнал эту интонацию. В юности он уже слышал и видел брата таким.
Вожделение. Похоть. Голод.
— Да, — в третий раз повторил Сигнус. — Я покажу тебе. Я поведу тебя к Лестрейнджам завтра вечером, и ты увидишь сам.
Сигнус дал слово. Он обещал показать. Но мог сначала сделать кое-что еще. Отсчитав бармену щедрых пять галеонов вместо двух, Сигнус придержал того за рукав и, понизив голос, потребовал:
— Том, я точно знаю, что у вас они есть. Не могли не прислать или не подбросить сюда. И кто-то из клиентов притащил обязательно. Я про листовки. Наше могущество. И что-то еще подобное. Дайте мне.
Бармен закусил губу и попытался отодвинуться.
— Том, — настоятельно повторил Сигнус, — дайте их мне, будем считать, что вы их мне отдаете как доказательство ваших жалоб. Для передачи Министерству. Проходу нет от этой дряни.
— Да, сэр, конечно. Подбрасывают такое честному человеку, а потом неприятности. Я сейчас.
Всего-то пару минут понадобилось, чтобы найти. Сигнус усмехнулся: «Они, небось, их вслух друг другу ночью читают, дурачье, стадо безмозглое».
Он нагнал Альфарда на заднем дворе, ткнул тому в руки пару листовок с колдографиями и два свитка.
— Держи, пока спрячь, прочтешь на досуге.
— А чего так? Я сегодня приехал, а это вот только что здесь нашел. Кто-то выкинул. Люмос! Стою вот, знакомлюсь. Раздумываю, бежать ли в аврорат.
— Позер!
Но Альфард уже читал.
«Маги создали наш мир». Над колдографией витражей с фигурами основателей Хогвартса. Сурово смотрит Годрик, Салазар протягивает призывно руку, улыбается надменно Ровена, Хельга кормит белку.
«Маги хранили этот мир и приумножали его богатства». Жизнь кипит в Косом переулке.
«Маги передали этот мир своим детям». Двор Хогвартса, смеющиеся детские лица, почти все узнаваемы. Чистокровки, фамильное сходство.
«Магия — это НАШЕ могущество!»
«Не уступай свое место маглорожденным».
Злоба исказила лицо Альфарда. Руки у него подрагивали. Вот он развернул свиток. Сигнус ждал. Он по лицу брата сможет понять, что тот дошел до нужного места. Вот сейчас, вот оно, он мог прочесть про себя, по памяти: «Всякая мысль о естественном равенстве всех людей — ложь. Но каждый имеет право на место среди своих, среди равных себе. Каждый должен занять свое место, каждому должно воздаваться по заслугам. Все разумные существа созданы, чтобы повиноваться высшим и повелевать низшими, — таков естественный закон нашего мира. И Визенгамот не может отменить этот закон. Время голосований прошло. Вы станете величайшим из разумных народов. Правителями мира. Таково место волшебников по заслугам и достоинству. В новом мире ваши дети будут носителями самых благородных традиций, будут внушать уважение и повиновение всем живым существам. Содействие каждого мага, его труд, будут бесценны. Нет и не может быть никаких возражений против нетерпимости, если нетерпимость проявляет сильнейший. Сильнейшие выживают, в этом их правота. В могуществе. Могущество в отношении непокорных — это насилие, это благо победителей».
— В этом их правота, — повторил вслух Альфард. — Никаких возражений против нетерпимости. Время голосований прошло. Магия это наше могущество.
Сигнус только вздрогнул в ответ.
— Я смотрю, кто-то добрался до магловской части семейной библиотеки, — насмешливо продолжил Альфард. — И до архивной переписки. Письма старичка Дизраэли к дедушке Блэку изучил очень подробно. Вот почему ты замалчивал вопрос о ее браке. Все время менял тему.
Сигнус схватился за палочку.
— Белла! — выплюнул Альфард.
И тут они услышали что-то. Захлебнувшийся вскрик, отголосок — не больше. Едва различимый.
За Альфардом, чуть в стороне, за пределами освещенного пятна, кто-то стоял.
Они были очень неосторожны.
Сигнусу показалось, что он видит очертания женской фигурки. Альфард женщину видеть не мог, но настороженно замер.
— Два шага, северо-восток, — прошептал Сигнус.
Альфард метнулся назад и в сторону. Замелькали тени. Тихий стон, потом звук упавшего тела. Какую-то секунду Сигнус видел: брат склонился, касаясь горла женщины ладонью. Молодой девушки вроде бы. Потом Альфард одним движением переплел свою правую руку с безвольной женской рукой, охватил ладонью обе палочки и четко произнес:
— Обливиэйт, — и сразу же, — кликни Тома, тут еще одна девица заобливиэйтилась неудачно. Наверное, от несчастной любви спасалась. За сто ярдов в темноте видно, что маглорожденная дура. Только глянь на эту одежду! Что? Я читал, у вас это случается нынче. Типичная история.
И Альфард принялся собирать рассыпавшиеся листовки.
— Кстати, это при ней нашли. И догоняй, я пошел.
Возвращаясь в бар, Сигнус услышал, как брат декламирует:
For Might is Right when empires sink*
In storms of steel and flame;
And it is RIGHT when weakling breeds —
Are hunted down like game.
_________________________
* Лишь сила права там, где империи идут ко дну, посреди штормов из стали и огня, и это правильно, когда бессильных выродков травят, как добычу (очень приблизительный перевод с английского). Might is Right. Издана в 1896 г. под псевдонимом «Рагнар Краснобородый»
окончание в комментах